ПАРАХИН ЕФИМ ДАНИЛОВИЧ. ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

     Парахин Ефим Данилович - командир звена 10-го гвардейского авиационного полка 13-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии 2-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса 18-й воздушной армии, гвардии капитан. 
     Родился 7 (20) января 1913 году в селе Успенье Орловской губернии в семье крестьянина. Русский. Босоногое детство его пришлось на годы революции и Гражданской войны.
     В 1928 году Ефим окончил 7 классов общеобразовательной школы в селе Каменка Измалковского района. В 1928 – 1930 годах работал в Коммуне «Красная Роза» трактористом. 
     В 1931 году поступил в Воронежский авиационный техникум. В 1933 году по партийно-комсомольской мобилизации направлен в Тамбовскую школу авиации. В 1935 году успешно её закончил.
     Это были незабываемые годы становления советской авиации.
     В 1933 году Чкалов поднял в небо поликарповский И-16 - лучший в мире истребитель того времени. 
     В 1934 году – знаменитая «Челюскинская эпопея». Летчики-полярники - первые Герои Советского Союза. 
     В 1937 году экипаж Валерия Чкалова, на одномоторном АНТ-25, совершил беспримерный, 63-часовой, беспосадочный перелет из Москвы на Американский континент, через Северный полюс. 
     Советское небо гордо бороздил восьмимоторный гигант «Максим Горький»
     Из всех репродукторов страны бодро гремел «Марш авиаторов».
     В 1935 году, после окончания Тамбовской школы пилотов ГВФ, был направлен в Восточно-Сибирское управление гражданской авиации, на сибирских трассах летал более шести лет. Стал летчиком 1-го класса. 
     В 1939 году назначен заместителем начальника Якутского авиаотряда. Летал на маршрутах Магадан – Якутск – Иркутск. Эти маршруты даже в двадцать первом веке крайне сложны для маломоторной авиации. А в тридцатые-то годы двадцатого века… Самолет - фанерный, унты и куртка - меховые, мороз - сибирский. Радиосвязи нет. Гирокомпаса (в полярных-то широтах) нет. Зато есть пистолет и шоколадка. Одним словом – легендарная полярная авиация.
     Время шло. У Ефима Даниловича увеличивался общий налет часов. Приобретался бесценный опыт полетов в экстремальных условиях.
     В мире было тревожно. Полыхала война в Испании, в Китае, в Абиссинии. Мюнхенский сговор открыл дорогу гитлеровской агрессии. 
     Пришел 1941 год. 
     Рапорт Ефима Даниловича об отправке на фронт был удовлетворен. Он получил направление, но не в боевую (истребительную, бомбардировочную), а в транспортную авиацию - на знаменитый Ли-2. Но на войне нет легких и безопасных должностей. 
     Летать приходилось много - и на фронт, и за линию фронта, и в тыловые районы страны - куда прикажут. 
     В октябре 1941 года поступил приказ - высадить группу (взвод) автоматчиков на аэродроме в городе Орел. Приняли десант, взлетели, легли на курс. Добрались нормально. При посадке на аэродром визуально определили (увидели), что внизу идет жаркий бой - стрельба, трассы очередей, разрывы снарядов. Приказ надо выполнять. Сели. Десант - с самолета прямо в бой. Пора взлетать. Но из двух двигателей один работает, а другой заглох. На одном двигателе не взлететь. Стрельба уже идет на взлетной полосе и по самолету. По случаю в кабине экипажа находился сотрудник особого отдела (СМЕРШ). Он достал откуда-то ракетницу, зарядил её, направил на приборную доску и заявил, что если самолет не взлетит, то он его подожжет, чтобы не сдавать врагу. Экипаж, оглядываясь на особиста, погнал самолет на одном моторе, сквозь стрельбу и разрывы, по взлетной полосе. В самом конце взлетной полосы внезапно заработал второй мотор. Самолет взлетел, лег на обратный курс. Домой добрались нормально. В феврале - марте 1942 года приходилось доставлять фураж для боевых коней и боеприпасы для бойцов гвардейского кавкопуса генерала Белова, который попал в окружение под Вязьмой. Летали по ночам. Садились на костры заснеженных лесных аэродромов. Обратно увозили раненых, обмороженных, больных. 
     В октябре - ноябре 1941 года приходилось доставлять продукты в осажденный Ленинград. Часто возили сыр (компактно и калорийно). Обратно вывозили истощенных детей. В начале мая месяца, с пятьюдесятью шестью ленинградскими ребятишками на борту, был сбит немецким истребителем над Ладожским озером. Подал сигнал «SOS». Сумел посадить почти неуправляемую машину на воду. К самолету, ощетинившись зенитным огнем, полным ходом спешил какой-то буксир. Вместе с его командиром, экипаж вытащил на борт этого судна всех детей - до единого. Самолет тонул. Последнего ребенка (неподвижный детский скелетик, обтянутый пергаментом, в полном сознании, немигая, глядящий огромными взрослыми глазами) вытаскивали уже по горло в ледяной воде. Потом – воспаление легких. Город Ярославль, госпиталь в здании старейшего в России драматического театра. После излечения в госпитале и безупречной службы в военно-транспортной авиации, в апреле 1942 года, командование удовлетворило рапорт о переводе в боевые части (бомбардировочные) – на грозный Ил-4. 
     Один из первых боевых вылетов совершил вблизи Брянска на самолёте «Хабаровский комсомолец», который был построен на средства, собранные молодыми патриотами Хабаровска.
      Из воспоминаний Кота А.Н. , Героя Советского Союза, однополчанина Парахина Е.Д.: 
      «…Весной 1942 года в наш полк для прохождения службы прибыл Ефим Парахин, комсомолец, уроженец Орловской области. Он был новичком в полку, но не новичком на фронте. С первого дня войны Парахин, пилот гражданского флота, помогал фронту, доставляя оружие, боеприпасы, продовольствие в осажденный Ленинград, а обратным рейсом вывозил раненых воинов и детей на «Большую землю». 
     Июнь 1942 года. Наш полк базировался на аэродроме в Липецке. Вылетая для нанесения бомбовых ударов по врагу, мы, летчики, с горечью и тревогой наблюдали, как все дальше на восток перемещается линия фронта, горят города и села.
     13 июня 1942 года впервые Ефим Парахин должен лететь на боевое задание на Ил-4. По данным разведки на аэродроме Брянска большое скопления фашистских самолетов. Нам поставлена задача: уничтожить самолеты, разрушить служебные помещения, вывести из строя летное поле.
      Штурман лейтенант Обрубов проложил маршрут на карте, произвел необходимые расчеты, стрелок-радист сержант Козлов и воздушный стрелок рядовой Дудка подготовили и проверили радиостанцию и пулеметы. Техники опробовали моторы и подвесили бомбы. На фюзеляже бомбардировщика надпись: «Хабаровский комсомолец». Самолет-подарок фронту от комсомолии Дальнего Востока. Об этом личный состав полка узнал несколько дней назад. Но только сегодня техник самолета обнаружил в формуляре интересную записку. Он вручил ее командиру.
     Парахин зачитал вслух: «Нас не берут на фронт, говорят, мы молоды, хотя нам уже по 16-17 лет. Комсомольцы Хабаровщины отправляем на фронт боевой самолет. Несите на этих крыльях смерть бесноватому Гитлеру и колченогому Геббельсу. Смерть немецким оккупантам!». 
     Взволнованные слова заводских комсомольцев прозвучали как наказ экипажу. 
     Один за другим поднимаются в небо бомбардировщики. Сделав круг, берут курс на запад. Крепко держит штурвал самолета Парахин. Ночь. Темнота окутала самолет. Но вот вдали видны огни пожаров, разрывы снарядов, взлетают ввысь ракеты – это линия фронта. 
     В небе ярко светят звезды. Внизу непроглядная темень. Вдруг слева устремился ввысь яркий луч прожектора, за ним второй, третий. В районе Орла все встревожено гулом наших бомбардировщиков, летящих к Брянску. 
     Пока полет проходит нормально. Многочисленные приборы в кабине показывают, что все агрегаты самолета работают четко. Скоро – цель. 
     И в это время впереди вспыхивают «воздушные фонари». Это наши самолеты сбросили осветительные бомбы. За ними посыпались фугасные и зажигательные. Работа началась. 
     В момент вражеский истребитель подкрался к самолету Парахина. Трасса светящихся пуль устремилась к бомбардировщику. Барабанная дробь пуль ударила по фюзеляжу, крыльям. Резким движением рулей Ефим уводит бомбардировщик в сторону, а стрелки Козлов и Дудка метким огнем пулеметов сбивают фашистский самолет. Через несколько мгновений он врезался в землю, взорвался. 
     Но самолет Парахина получил много пробоин. Повреждено управление, с перебоями работает один из моторов. 
     Трудный путь предстоял экипажу. Надо было довести израненный самолет до аэродрома и посадить его. Уже работает только один мотор, на крыльях видны дыры, левое шасси вышло не полностью, а темнота по-прежнему непроглядная. Но вот впереди включен посадочный прожектор. Он осветил узкую полоску земли. В эту полоску и надо угодить – иначе беда…    Снижаясь, Ил неохотно слушается командира, высота совсем маленькая. Самолет вошел в луч прожектора, коснулся земли правым колесом. Но колесо не выдержало, сложилось. И машина легла на левое крыло. Предусмотрительный командир перед самой землей выключил мотор, перекрыл подачу бензина и предупредил пожар.
     Так закончился первый боевой вылет молодого экипажа на бомбардировщике «Хабаровский комсомолец». Наказ комсомольцев завода и свою боевую задачу экипаж выполнил"
     С августа 1942 года – Сталинград. Делали до пяти вылетов за ночь. Самолеты имелись в избытке. Не хватало экипажей. Позывной был - «Ольга – 45». За каждый вылет давали по сто грамм водки и шоколадку (завтрак, обед и ужин – само собой, по распорядку дня, в летной столовой). 
     Страшно становилось только после последнего приземления, утром на рассвете. Валились спать, не снимая сапог. А в фюзеляже и в плоскостях - десятки пробоин различной величины и формы. Приходилось даже сажать машину лишь на одно единственное уцелевшее шасси. 
     28 ноября 1942 года - очередное боевое задание - бомбить войска окруженной группировки противника в районе Сталинградского аэродрома Воропоново. Ночь, метель, снегопад. Шли несколькими полками, эшелонировано по высоте. Прошли линию фронта (её ночью видно на земле по вспышкам выстрелов, по осветительным ракетам). Зенитного огня не было. Немецких истребителей не было. Внезапно - удар по правому крылу (такое ощущение, будто сверху кто-то из своих сбросил бомбу), вспышка, взрыв. Самолет объят пламенем, потерял управление. Дал команду:
     - Экипажу покинуть машину! 
     Получил подтверждение от штурмана и от стрелка-радиста. Выждал положенное время. Лицо обожжено, руки – в огне, ног не видно, но видимо - тоже горят. Откинул фонарь кабины, вывалился из горящего и уже не управляемого самолета. Парашют раскрылся.  
     Очнулся на дне заснеженного оврага. Боль от ожогов и ушибов. Меховой комбинезон обгорел. Правый меховой унт где-то потерялся. Ни штурмана, ни стрелка-радиста не видать, видимо далеко разбросало. Самолета или его обломков тоже нигде не видно. 
     Принял решение - пробираться на северо-восток, через линию фронта, к своим. Семь или восемь суток шел по снежной целине, потом полз. Обморозил правую ногу. Обессилил. В прифронтовой полосе в полубессознательном состоянии был захвачен немцами. Брошен в концлагерь. Там уже находился стрелок-радист сержант Габачиев. Штурмана же, Якова Соломонова, расстреляли на месте. Он был евреем. 
     Что такое немецкий лагерь для военнопленных. В заснеженной, пробитой метелями приволжской степи - по-немецки аккуратный квадрат со стороной пятьсот метров. Два ряда колючей проволоки. По проволоке пущен электрический ток высокого напряжения. По углам - вышки с пулеметами и прожекторами. По периметру, внутри проволочного ограждения – ров. Точно посередине - дощатый барак без окон, с одной двустворчатой дверью. Внутри барака - земляной пол и деревянные нары в несколько ярусов. Один раз в день (и то не каждый день) немцы привозили в лагерь телегу с едой (пищевые отходы, очистки, ботва, солома; как деликатес – лошадиные копыта). Вместо воды – снег (заключенными был буквально вылизан весь лагерь до промерзшей земли, до последней снежинки). Сколько в лагере было военнопленных, - не знали, пожалуй, и сами немцы. Одни умирали, и их сбрасывали в ров. Других привозили на их место. Погибли в этом концлагере тысячи советских людей. Ефим Данилович - обгоревший и обмороженный - был обречен. Его как мог, спасал стрелок-радист Габачиев - приносил ему еду, пригоршню снега, однажды даже принес лошадиную кость, кое-как делал перевязки. Когда немцы выбросили почти не подававшего признаков жизни Ефима Даниловича в ров, Габачиев ночью вытащил его оттуда и приволок обратно в барак. 
     20 января 1943 года части Красной Армии в ходе наступления освободили этот концлагерь. 
     Ефим Данилович (тридцатилетний мужик, военный летчик) весил всего 34 килограмма. Его вынесли из барака на руках в бессознательном состоянии. 
     Примечателен один эпизод. Заключенными лагеря, советскими военнопленными, готовился организованный массовый побег. Была создана подпольная группа. Каким-то образом подпольщикам удалось договориться с кем-то из немцев. Они завладели оружием и даже грузовиком. Но немцы обеспечивали только внутреннюю охрану. Внешний периметр лагеря - пулеметные вышки, ворота - обеспечивало подразделение, укомплектованное украинскими националистами. Попытка подпольщиков установить контакт с украинцами привела к провалу. Организаторы и участники группы побега были расстреляны. Ефим Данилович не попал в их число - из-за невозможности самостоятельно передвигаться его в группу не взяли. Габачиев же добровольно решил остаться в плену со своим командиром, и это спасло ему жизнь. 
     За время плена в семью Парахиных трижды приходила «похоронка» - из полка, из райвоенкомата, из облвоенкомата. Пришли по почте и его личные вещи. Трижды семья оплакивала сына и брата.
      После плена - госпиталь в Саратове. Многочисленные операции, пересадка кожи, диетическое питание. Сначала давали в день несколько чайных ложек теплого некрепкого, чуть сладкого чая. Затем - немного компота. Наконец - куриный бульон. Постепенно начинал работать желудок. Появилось непреодолимое, постоянное, все заполняющее собой, сильнее даже боли от ран и ожогов, чувство голода. От слабости не мог двигаться. Со слезами на глазах просил есть. Но нельзя. Пища для него тогда была смертельным ядом. 
     Приходилось заново учиться ходить, заниматься лечебной гимнастикой, набирать вес, наращивать мышцы.  
     13 марта 1943 года семья Ефима Даниловича получила от него письмо (первое после похоронок). 
     В апреле месяце, после излечения, из Саратовского госпиталя Ефим Данилович был направлен в местный орган НКВД. Там должна была решаться его дальнейшая судьба (обратно в полк, или в штрафбат, а может и того хуже…). Все-таки был приказ № 227. Все-таки он был в плену. 
     На улицах города случайно встретил однополчан (прибыли в Саратов получать новые машины). Здесь же, в Саратове был и командир полка полковник Бровко И.К. - «Батя». 
     Силовым решением, минуя НКВД, Бровко отправил Ефима Даниловича на аэродром, посадил в самолет - и домой, в полк. Полк в то время базировался неподалеку от его родного села - в Липецке. 
      Из воспоминаний Кота А.Н., Героя Советского Союза "Отечества крылатые сыны: Записки штурмана":
     " В конце ноября (1942 года) мы нанесли массированный удар по опорному пункту немцев вблизи села Россошка. В эту ночь не вернулся домой экипаж лейтенанта Е. Д. Парахина. Что с ним? Обидно и горько было терять людей и самолеты при действиях по окруженным войскам противника. Шли дни, но никаких вестей о Парахине и его друзьях. Неужели погибли? Нет-нет да и думаешь о незавидной судьбе летчиков. Если подбит самолет — экипажу никто не сможет помочь. Нам остается только провожать взглядом падающую машину..."
     " В один из февральских дней (1943 года) в полк возвратились летчик Ефим Парахин и его стрелок-радист Агубекин Габачиев. Товарищей трудно было узнать. Измученные, бледные, истощенные, они еле стояли на ногах. 
     И теперь, спустя много лет, я помню глаза Ефима, полные тоски. Казалось, он стал старше на десятки лет. Куда девалось былое веселье, молодецкий задор? 
     О том, что случилось с ними в незабываемую ноябрьскую ночь 1942 года, рассказал сам Парахин:
     «Мы уже находились на боевом курсе. Зенитный огонь усиливался. Ослепительные лучи прожекторов осветили самолет и не отпускали его из своих объятий. Наконец штурман доложил: «Сбросил!» И в это время наш самолет подбросило вверх с чудовищной силой, в машине что-то треснуло, на правой плоскости появилось пламя и быстро поползло к кабине. Ил клюнул носом и неудержимо полетел вниз. Я изо всех сил потянул на себя штурвал, но случилось самое худшее: полностью отказало управление. Приказываю экипажу поскорее покинуть самолет. Я видел, как штурман Соломонов открыл нижний люк и нырнул в ночную бездну. Габачиев доложил, что он оставляет самолет. Струей воздуха в мою кабину потянуло огонь и дым, стало обжигать лицо, руки, дым забивал дыхание. Машина стремительно неслась к земле. Огромная, казалось, непреодолимая центробежная сила прижала меня к стенке сиденья, много сил потратил я, чтобы привстать, открыть колпак и выброситься из горящего самолета. 
     Когда парашют открылся, я почувствовал левой ногой сильный холод. В это время в небе вспыхнули светящиеся бомбы, их сбросили наши самолеты. Стало светло, как днем. Объятый пламенем бомбардировщик камнем упал на землю, взорвался... Я осмотрелся. Оказалось, на левой ноге нет унта. Ноги вроде бы целы. Видимо, унт слетел в момент открытия парашюта. Над головой слышались гул наших самолетов, заходящих на цель, разрывы зенитных снарядов. Мимо меня со свистом проносились бомбы, сброшенные вами, товарищи.
      От неожиданного удара о землю потемнело в глазах, упал я в какую-то яму. С трудом поднялся, сбросил парашют и побежал от места приземления: там оставаться было нельзя. На пути попалась свежая воронка, нырнул в нее. Земля еще горячая от недавнего взрыва. Немного передохнул, обогрел ногу, обмотал ее шарфом. Стал звать Соломонова, Габачиева — никто не откликнулся. Из-за сильного гула они не смогли услышать меня. Куда же идти? Небо закрыто сплошной облачностью, по звездам ориентироваться невозможно. Надо мной проплывали знакомые силуэты бомбардировщиков, они уходили в сторону своего аэродрома. Словно желая догнать их, я двинулся в том же направлении. 
     Много ли я прошел за эту ночь — не знаю. Только свет ракет, пожары, артиллерийская канонада, по которым угадывалось кольцо окружения, показывали, что я все еще в тылу врага. Восемь дней и ночей пробирался я к линии фронта. Обморозил руки, ноги, лицо. Изголодался. Пищей служил кусок мерзлого лошадиного мяса, отрезанный от убитой в поле лошади... 
     Казалось, что цель уже близка, что вот-вот перейду линию фронта. Через мою голову уже летели снаряды с обеих сторон. И тут силы покинули меня. Я потерял сознание, и меня подобрали немцы...
      ...Лагерь за колючей проволокой. Гитлеровские изверги не давали ни есть, ни пить, ни спать. Били палками, травили собаками. Даже горсть снега за проволокой нельзя было достать. Кто пытался сделать это, того настигала пуля часового... В лагере среди других военнопленных оказалось 16 авиаторов. Они в условиях невероятных лишений, голода, раненые, обгорелые, обмороженные, вели себя достойно, как и другие воины, оставались верными сынами своего народа. Здесь я встретился и с моим радистом. Габачиев спас меня от верной гибели, хотя и сам был в тяжелом состоянии. Штурмана Яшу Соломонова немцы сразу же расстреляли... 
     10 января части Красной Армии освободили лагерь смерти, нас отправили в Саратовский госпиталь. И как только немного зарубцевались раны и ожоги, вот с этими повязками на руках и ногах мы и поспешили сюда, в родную часть. 
     Испытав на себе ужасы фашистских застенков, я убедился, что гитлеровская армия — это, в полном смысле, — сброд насильников, мародеров и убийц. Их, ненавистных оккупантов, принесших на нашу землю горе, слезы и смерть, надо поскорее уничтожить!» 
     Все мы, затаив дыхание, слушали рассказ Ефима, а затем Агубекина. О многом спрашивали их. Мы радовались возвращению друзей. Восхищались их несгибаемой волей и выдержкой. Вспоминали добрым словом штурмана Якова Соломонова, храброго воина, весельчака, замечательного человека. 
     — Ну а летать хотите? — спросил Парахина командир полка. 
     — Какой же летчик не мечтает об этом, — волнуясь, ответил Ефим. И радость затеплилась в его глазах, ставших влажными.
      Но чтобы сесть за штурвал самолета, потребовалось немало времени — надо было залечить раны, восстановить здоровье. Нам хотелось, чтобы этот невысокий, немногословный летчик, который больше любил слушать, чем говорить, — скорее выздоровел и вошел в строй. Мы верили, что Ефим еще будет воевать с полной отдачей сил и энергии, воевать так же смело и умело, как это он делал до сих пор." 
     После столь долгого перерыва в полетах (5 месяцев), после перенесенных лишений, командование смогло доверить Ефиму Даниловичу лишь рассыльный У-2 (почта, рекогносцировка местности, перевозка запчастей, экипажей боевых самолетов и прочее). Но боевой летчик не смирился. Он часами просиживал в кабинах бомбардировщиков на земле. Заново приучал руки и ноги к рычагам и педалям управления самолетом. Давали еще себя знать и ожоги, и швы, и обморожения, и истощение организма. Но надо было возвращаться в строй.
      Из воспоминаний Кота А.Н., Героя Советского Союза "Отечества крылатые сыны: Записки штурмана": 
     "В одну из апрельских ночей молодые воины вместе с авиаторами других частей наносили удар по вражескому аэродрому вблизи Сталино. Налет оказался весьма удачным. От бомб погибло несколько десятков фашистских летчиков. Одна из серий попала в помещение немецкого казино. Был взорван склад боеприпасов, повреждено и уничтожено много самолетов. На окраине города наши товарищи разрушили дом, в котором находился штаб армейского корпуса. Во время налета зенитная артиллерия оказывала исключительно упорное сопротивление. Несколько наших бомбардировщиков получили повреждения, а один настолько серьезное, что еле смог перелететь линию фронта, проходившую по Северскому Донцу, и сел на «живот» в районе южнее Купянска. Найти этот самолет майор Кичин поручил Ефиму Парахину.
      ...После освобождения из плена, лечения в госпитале Парахин никак не мог получить от врачей допуска к участию в полетах: искалеченные огнем и морозом руки заживали медленно. Тогда Ефим попросил «батю» разрешить ему летать хотя бы на По-2, «чтобы не сидеть без дела и не есть даром хлеб». Командир разрешил. 
     С большой радостью, поднялся в воздух Парахин. Ежедневно он выполнял всевозможные задания. Казалось, что и раны быстрее заживают, скорее настанет то время, когда он пересядет на бомбардировщик... 
     На рассвете с нашего аэродрома поднялся в воздух маленький По-2. Удивительная это машина. Вероятно, никто не ожидал, что учебный самолет, сконструированный несколько лет назад для начального обучения летчиков, окажется таким ценным оружием на войне. На нем выполнялись задания по связи, разведке погоды, разведке войск врага, а потом он стал и... бомбардировщиком.
      Немцы боялись надоедливого «кукурузника», этого «рус-фанер», который не давал им спать по ночам. Командование гитлеровцев за каждый сбитый По-2 платило деньгами и награждало железным крестом. Вот на таком чудесном самолете полетел в разведку лейтенант Парахин. Позади остались Валуйки. Под самолетом появились села с белыми хатами. Среди них темнели пожарища. Совсем недавно здесь проходил фронт.
      Парахин внимательно осматривал зеленеющие поля. Где-то здесь и должно быть место приземления нашего бомбардировщика. Парахин искал Ил-4, летая по кругу, постепенно увеличивая его радиус. На третьем заходе он заметил машину, которая, словно птица, лежала на земле с раскинутыми крыльями. Подлетел ближе. С земли члены экипажа машут руками, подбрасывают вверх шлемофоны, радостно встречают однополчанина. Парахин отметил на карте место приземления бомбардировщика и стал выбирать площадку для посадки. Вокруг овраги, дороги и кусты. Увлекся поисками площадки и не заметил, как два самолета с большой скоростью пролетели мимо. Парахин еле успел заметить кресты на фюзеляжах. Самолеты вдруг развернулись и стремительно помчались к маленькому невооруженному По-2. 
     Начался неравный бой. Истребители пытались зайти Парахину с двух сторон, взять его в «клещи». Но летчик разгадал намерение врага, он энергично отдал ручку от себя и с большим углом пошел к земле, перевел самолет на бреющий полет. Используя глубокие овраги, балки, отдельные деревья, кустарник, летчик начал маневрировать. Временами он уменьшал газ и, казалось, шел на посадку. Потом, взмыв вверх, имитировал падение. Из-под шлемофона ручьем бежал пот, он попадал в глаза, мешал наблюдению. А вражеские истребители, словно хищники, кружили и стреляли, предвкушая легкую победу. Парахин потерял счет времени и ориентировку. А борьба все продолжалась. Трасса пронзила воздух, и один из снарядов попал в пропеллер. Самолет вздрогнул. Летчик выключил зажигание и пошел на посадку прямо перед собой. Колеса коснулись земли, самолет побежал улицей какого-то села. Стервятники, считая, что «рус-фанер» сбили, скрылись за горизонтом. Подбежали колхозники, помогли Парахину спрятать машину в саду, замаскировать ее сеном. 
     На другой день Ефим Парахин начал ремонт самолета. Это оказалось сложным делом. Не было инструмента. Еле нашли пилу, чтобы обрезать поврежденные концы пропеллера. Завели двигатель. Но как он будет тянуть? Ведь лопасти пропеллера стали короче... Тепло простившись с помощниками, Парахин начал взлет. Долго разбегался По-2 улицей села, набирая нужную скорость. С большим трудом поднялся в воздух, сделал круг и, едва не касаясь колесами деревьев, полетел на север — к своему аэродрому. 
     После этого полета на мужественном лице Ефима появилась еще одна морщинка. Смерть заглянула в глаза летчика и оставила свой след..."
      Сейчас этот пропеллер с самолёта По-2 хранится в музее авиационного полка в Полтаве. Однажды командир полка Бровко И.К., проезжая на «виллисе» по аэродрому, увидел, как в кабине неисправного бомбардировщика Ефим Данилович самостоятельно отрабатывает полетные упражнения. Кивнув на искалеченные руки летчика, он спросил его: 
     - Не подведут?
     - Не подведут, - твердо ответил летчик.
     - Подбирай экипаж, - сказал командир.
      И вот первое боевое задание - снова на Ил-4.
     - Не верю! - заявил начальник особого отдела,
     - Он был в плену. Перелетит к немцам.
     - Не веришь, - сказал командир, - Полетишь вместе с ним. Проверишь его в бою. 
     Экипаж Ефима Даниловича был назначен лидером-осветителем. Это значит, - первым войти в зону зенитного огня противника, обеспечить освещение объекта (осветительными бомбами на парашютах) для бомбометания всего полка и последним выйти из зоны огня - если не собьют. 
     Бомбили Будапешт. Огонь был плотным. Задание было выполнено. Не сбили. После возвращения на аэродром в машине насчитали 73 пробоины. 
    Особист кратко кивнул головой:
     - Летай. 
    Из воспоминаний Кота А.Н., Героя Советского Союза "Отечества крылатые сыны: Записки штурмана": 
    " В налете на Железнодорожный узел Апостолово принимал участие и Ефим Парахин. После памятного полета на По-2 в разведку, когда Парахина атаковали два «мессершмитта», командир полка разрешил Ефиму сесть за штурвал бомбардировщика. Парахин выполнил уже несколько боевых вылетов. Но вот ему поручили важное задание — сфотографировать результаты удара нашей дивизии. 
     Стояла темная осенняя ночь. Один за другим выруливают и взлетают тяжелые бомбардировщики. Последним поднялся в небо Ефим Парахин. В его экипаже — штурман Андрей Павлишин, штурман-инструктор Федор Василенко и стрелок-радист Агубекин Габачиев. Лейтенант Павлишин, заменивший погибшего под Сталинградом Якова Соломонова, еще молодой штурман. Но у него есть хорошие знания, смелость, большое желание участвовать в боевой работе. 
     Главное теперь — больше летать, накапливать опыт. Сегодня штурман звена Василенко проверит Андрея в деле, чтобы дать ему «добро» для самостоятельных боевых вылетов. Ровно гудят моторы. Железные, шоссейные дороги, населенные пункты еле угадываются там, далеко внизу. Днепр прошли на высоте 4000 метров. Вскоре показалось Апостолово. Там уже началась работа наших экипажей. 
     Небо и землю осветили специальные бомбы. Навстречу фугаскам и зажигалкам летели разноцветные трассы зенитных снарядов. По небу рыскали лучи прожекторов.
     Парахин со своими друзьями приближались к цели, наблюдали картину удара. Со стороны она казалась красивой. Со стороны, но не с борта самолета-фотографа, которому предстояло через несколько секунд войти в зону огня, взять боевой курс. Положение экипажа-фотографа осложнялось тем, что  он должен какое-то время идти одним курсом, не меняя ни направления, ни высоты, ни скорости. Только при соблюдении этих условий можно выполнить приказ — сфотографировать результаты удара. Малейшая неточность в расчетах и действиях экипажа — и снимок не получится, труд многих людей, рискованный полет пойдут впустую. А для врага самолет-фотограф — лучшая мишень. 
    Да, не позавидуешь экипажу-фотографу: весь зенитный огонь — его, и летящие сверху бомбы — тоже его... В первом заходе штурман Павлишин метко сбросил бомбу наружной подвески — пятисотку. Ему повезло. На земле появился взрыв большой силы, видимо, бомба Андрея прямым попаданием взорвала боеприпасы. На втором заходе штурман сбросил стокилограммовые бомбы. Немцы усилили огонь из орудий всех калибров. Рядом с самолетом рвались снаряды, чувствовался запах сгоревшей взрывчатки.
      И вдруг — удар. Правый мотор затих, бензин стал вытекать из баков. Что делать? На одном моторе выполнить еще один заход почти невозможно. Лететь на свой аэродром? А как же с фотографированием? И экипаж Парахина продолжает выполнять задание. 
     Проявляя мастерство и выдержку, он делает третий заход на одном работающем моторе. Штурман, не обращая внимания на клокочущий вокруг самолета огонь, делает необходимые расчеты, готовит фотоаппаратуру, выполняет прицеливание и фотографирует результаты удара. Задание выполнено! Но впереди не менее сложная задача. Надо на одном моторе, в условиях темной ночи, долететь до аэродрома.
     Осенняя ночь тянется долго. Хватит ли горючего? Выдержит ли работающий с перегрузкой мотор? Садиться вне аэродрома, в поле, в такую ночь - дело не простое и опасное. И с этой необычайно трудной задачей экипаж Парахина справился. 
     Все самолеты были уже дома, когда Парахин «дотянул» до Основы и мастерски посадил израненную машину. Чтобы сесть на поврежденном самолете, в темноте, с одним работающим мотором, нужны были и выдержка, и самообладание, и расчет, и мужество - все то, из чего складывается подвиг, тот самый подвиг, который мои товарищи совершали почти каждую ночь, почти в каждом полете...
      Днем начальник разведки полка майор Д. К. Перемот, не скрывая радости, показал нам результаты работы экипажа Парахина. На проявленной фотопленке — четкое изображение железнодорожного узла Апостолово. Пожары, разрушенные пути, разбитые вагоны, паровозы — вот итоги ночного удара нашего полка." 
     Потом была Курская битва.
     Потом были Бухарест, Констанца, Винница,  Севастополь, Будапешт, Берлин, Вена, Кенигсберг, Данцинг, Хельсинки. Всего 346 боевых вылетов в глубокий тыл врага.
     Полк стал именоваться 10-м Сталинградским гвардейским бомбардировочным полком дальней авиации.
     После всего увиденного и испытанного в плену, ненависть к фашистам у Ефима Даниловича была лютой. Каждый раз после завершения бомбометания, он вновь возвращал самолет к объекту и с бреющего полета пушечно-пулеметным огнем добивал, вколачивал в землю, рвал в клочья все, что там еще было живого, при этом полностью опустошая боекомплект, до последнего патрона. 
     Отдельно следует отметить так называемые «челночные полеты». Летом 1944 года американцы взлетали с аэродромов Италии, бомбили объекты в Германии, Румынии, Венгрии и приземлялись на наших аэродромах под Полтавой. На обратном пути - вновь бомбили врага. Состав нескольких экипажей знаменитых «летающих крепостей» - В-17, был смешанный. В экипаж входили и американцы, и наши летчики (для обеспечения полетов в Советской зоне ответственности). Участвовал в этих полетах и Ефим Данилович. К сожалению, боевая дружба союзников была прервана с началом «холодной войны». 
     Вся грудь увешана боевыми орденами: Орден Ленина; два Ордена Красного Знамени; два Ордена Отечественной Войны 1-й степени, Орден Красной Звезды; Медаль за Боевые Заслуги; Медали за Сталинград, за Севастополь, за Будапешт, за Кенигсберг, за Берлин, за Победу над Германией.
      А вот Звание Героя Советского Союза не присваивают (по принятому «Положению» звание присваивалось за сто боевых вылетов, а тут – 343). На обложке личного дела красным карандашом кем-то сделана надпись - «Был в плену».
     Летом 1945 года, на одном из Кремлевских банкетов посвященных Великой Победе, по просьбе командира авиационного корпуса дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Бровко И.К. (того самого «Бати»), Сталин лично дал указание представить Ефима Даниловича к Званию Героя Советского Союза. Генералиссимус с отцовской горечью заметил: 
    - Только тот не мог быть в плену, кто не был на войне.
     29 июля 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР это высокое звание было, наконец заслужено присвоено Ефиму Даниловичу Парахину.
     На три дня раньше, 26 июля 1945 года, это звание было присвоено генералиссимусу Сталину Иосифу Виссарионовичу. 
     После войны Ефим Данилович служил в полку на должности инструктора по летной подготовке. Летал на самолетах Ил-4, Ту-16, Ту-22. 
     Женился. Затем ушел на заслуженный отдых, на пенсию. Жил в Полтаве. 
     Умер Ефим Данилович Парахин в 1997 году. С воинскими почестями похоронен на городском кладбище, на Алее Героев в городе Полтава.   
     


    Навигация